Экономия строгого режима
Почему экономить во время кризиса — последнее дело. Austerity (англ) — крайняя бережливость, экономия, аскетизм.
Сегодня это слово напоминает о продолжающемся в Греции кризисе и контроле Германии над европейским «кошельком». Термином «austerity» теперь описывают разнообразные меры по сокращению расходов, принимаемых правительством для балансирования бюджета: сокращения пенсий, снижения зарплат госслужащих, урезания социальных услуг. Главная цель этого — уменьшить расходы, долг и дефицит. Идея состоит в том, чтобы вернуть уверенность кредиторов и сделать страну привлекательной для инвесторов, предпочитающих бережливое и ответственное правительство мягкотелому транжире.
По крайней мере, такова теория. Германия была основным сторонником мер жесткой экономии, однако немецкие официальные лица избегали употребления слова austerität, предпочитая вместо этого sparpolitik, или «политику бережливости». Канцлер Ангела Меркель известна своим отвращением к слову на «А». Несколько лет назад она сказала:
«Я называю это балансированием бюджета. Все используют термин „austerity“, придавая ему негативную окраску».
Строгая экономия подразумевает грядущие лишения; с другой стороны, «политика бережливости» звучит практично и разумно, вызывая уверенность в стабильной жизни.
Слово «austerity» происходит от древнегреческого «austeros» («суровый», «грубый», «строгий»). В Элладе подобным словом обозначали повязку-жгут для прекращения кровотечения. Следовательно, необходимость ее применения зависела от того, насколько кровотечение угрожало организму. Почти всю историю человечества в силу внешних обстоятельств жизнь часто была суровой и полной лишений. Теперь, когда развитие цивилизации сделало возможным накопление богатства, экономия из неизбежного следствия ограниченных ресурсов превратилась в достижимую цель.
В недавно опубликованной книге «Режим строгой экономии: Великий провал» историк Флориан Шуи называет Аристотеля основоположником философской основы аскетичного образа жизни, хотя сам философ не употреблял этого слова. Являясь сыном придворного врача, Аристотель обладал значительными привилегиями, учился в академии Платона и много путешествовал по Греции. Это положение его устраивало, но в то же время он с подозрением относился к изобилию. Аристотель размышлял о «воздержании», позволяющем вести «достойную жизнь». Погоня за богатством ради богатства могла продолжаться бесконечно, в то время как «искусство домоводства» имело естественные ограничения и внутреннее равновесие.
Такое практичное (и, надо сказать, мифическое) поведение стало любимой музой для сторонников радикальной экономии даже в тех случаях, когда речь заходила о целых странах: расчетливое государство, по их мнению, было масштабной версией бережливого хозяина, который экономил и тратил не больше, чем зарабатывал. Однако в отличие от семьи, почитаемой «до отвращения», государство исторически было объектом подозрений, особенно в классической экономике.
Марк Блайт, политический экономист Университета Брауна и автор книги «Экономия и бережливость: история опасной идеи», приписывает понятие бюджетной экономии британскому философу XVII века Джону Локку и его амбивалентности по отношению к государственной власти. Локк и коллеги-либералы признавали необходимость ограничения «божественных» прав королевской семьи правительством, при этом боялись его, опасаясь, что оно может давать одной рукой и забирать другой. Вместо этого, пишет Блайт, «противоядием к конфискационной политике» короля должен был выступить свободный рынок. Тогда в роли контролирующего органа оказались бы кредиторы — держатели правительственных облигаций. Чем правительство меньше, тем лучше. Его основная задача — защищать права на собственность и не стоять на пути у рынка.
Другими словами, рынок было необходимо оставить в покое — этакая политика «невмешательства» — чтобы он работал в соответствии с естественными законами. При помощи рецессий и спадов рынок корректировал себя, а вмешательство правительства всегда приводило к искажениям. Во время Первой мировой войны дефицит бюджета в США многократно возрос. Последующее за этим поколение президентов 1920-х годов объявило своим приоритетом сокращение госрасходов. Уоррен Гардинг создал Федеральный ликвидационный совет, целью которого было закрытие правительственных учреждений. Президент любил повторять: «По одежке протягивай ножки».
Его преемник, Калвин Кулидж, однажды в подарок получил двух львят. Он назвал их «Сокращение налогов» и «Бюджетное бюро». Однако наиболее известным фанатичным приверженцем жесткой экономии был секретарь Казначейства США Эндрю Меллон. После краха 1929 года Меллон настаивал, что отлично знает, в чем нуждается страна: «ликвидация рабочего класса, акций, фермеров и недвижимости». Рынок погряз в спекуляциях и долгах, а кризис — расплата за это. Президент Герберт Гувер вспоминал слова Меллона:
«Это вычистит всю гниль из системы. Люди будут больше работать и жить нравственной жизнью».
В тот момент экономия была естественным последствием возвращения рынка в свою чистую форму, состояние «невмешательства». Последующая за этим Великая депрессия отлично продемонстрировала все ужасы этого явления. В 1931 году газета Business Week спрашивала: «Вы до сих пор верите в невмешательство?»
В 1942-м, когда Великобритания была вынуждена ввести карточки на сигареты, мыло, яйца и чай, газета The Times опубликовала статью под названием «We, Too, Need Austerities». В ней рассказывалось о том, что лучше всего назвать «шикующий аскетизм»: «Экономия состоит в том, что посуда и столовые приборы выпускаются из стандартных материалов с одинаковым рисунком». Жертвы могут быть неприятны, но результаты вызывают зависть. Автор статьи удивлялся:
«Холод и упражнения закалили англичан. Нормированный рацион не только достаточен для поддержания жизни и сил, он предотвращает обжорство и ожирение».
Спустя семь десятилетий после Плана Маршалла экономия ассоциируется скорее с безличными технократами, настаивающими на проведении реформ, нежели с семьями в потертых свитерах, вынужденными растягивать ограниченный мясной рацион на неделю. Притягательный образ граждан, затягивающих пояса, продолжает вдохновлять некоторых кредиторов Греции с ее долгами, превышающими 360 млрд долларов. После банкротства банка Lehman Brothers в 2008 году Меркель неодобрительно высказалась о расточительстве банков и правительств, существующих на заемные деньги. Она сказала:
«Любая домохозяйка знает простую житейскую истину: невозможно все время жить не по средствам».
Долг по-немецки — schulden, корень этого слова означает «вина». В случае с Грецией многие экономисты говорят, что подобная концентрация на жизни по средствам на самом деле отвлекает от основной проблемы: чтобы экономика заработала, правительство должно тратить больше, а не меньше. Дальнейшее сокращение социальных расходов только усилит тяготы населения, а его падающие потребительские способности задушат любые перспективы роста. В 1937 году, размышляя над итогами Великой депрессии, Джон Мейнард Кейнс пришел к выводу о необходимости сбалансированного бюджета. К сожалению, паникующие правительства обычно выбирали для его введения самое неподходящее время. Кейнс писал:
«Экономить надо в периоды бума, а не спада».
Сегодня для сторонников жесткой экономии настали непростые времена. Профессор института Гувера при Стэнфордском университете Джон Кокрейн говорит:
«Все началось с неподходящего названия для разумной экономической политики, которое с тех пор и вовсе превратилось в оскорбление».
Сам он избегает употребления этого фразеологизма:
«Я высказываюсь в пользу мер, ориентированных на рост».
Такой термин гораздо приятнее — из оскорбления он превращается в простой эвфемизм. Очевидно, оборот «ориентированный на рост» так же действует на американское ухо, как «бережливость» на немецкое.
Строгость в экономике подразумевает необходимость нравственных жертв — в соответствии с этим аргументом, Греции стоит преподать очень болезненный урок, чтобы она больше не транжирила чужие деньги. Блайт объясняет, что политика жесткой экономии — независимо от названия — превращают экономическую ситуацию в «притчу о святых и грешниках», которая призывает к возмездию, а не к решению проблемы. Подобная аллегория все ставит с ног на голову. Первоначально программа жесткой экономии принималась как ответ на банковский кризис: правительство брало в долг, чтобы спасти банки. При этом частные долги превращались в государственные. А в результате мы говорим о сокращении бюджетных расходов.
От этого прежде всего страдают беднейшие слои населения. Блайт пишет в своей книге: «Экономия вынуждает бедных платить за ошибки богатых». Население Греции нищает на глазах: согласно опубликованным в прошлом году данным ЮНИСЕФ, за три года число детей, живущих за чертой бедности, выросло в два раза и превысило 40% от общего числа. Разговоры о Греции звучат удручающе знакомо: у себя дома мы ведем похожую полемику о бедных, богатых и том, чего они «заслуживают». Окружение может меняться, но суть остается прежней: бедным всегда приходится отдуваться за богатых.
https://insider.pro/ru/article/39582/
Читайте ещё:
В Республике Алтай расширят до четырех полос более 20 км Чуйского тракта
