Она называет себя индивидуалистом, но при этом занималась командным видом спорта и даже становилась победительницей юниорского первенства России. Считает идеалом спортсмена Серену Уильямс и симпатизирует Алану Дзагоеву. Начинает день с просмотра спортивных сайтов, а сам спорт любит столь же преданно, как и музыку, где сама давно уже перестала быть просто исполнителем. Впрочем, комплименты и превосходные степени по отношению к моей нынешней собеседнице излишни: достаточно одного слова: Земфира.

***

– В одном из интервью вы сказали о себе, что вы – боец. Профессия музыканта часто требует этих качеств?

– Не чаще, чем остальные профессии . Думаю, это свойство характера.

– С таким характером, как мне кажется, у вас могли быть большие шансы добиться результата в спорте. Хотя выбор специализации для меня несколько удивителен: почему баскетбол? Или просто так сложилось?

– Скорее так сложилось. Если бы пришлось выбирать сейчас, не исключаю, что выбрала бы теннис. Любая команда – это всегда компромисс. Я могу работать в команде, но недолго: начинаю раздражаться.

– А почему решили уйти из спорта? И насколько вообще было тяжело принять решение об уходе?

– Я достигла своего потолка – выжала максимум из природных данных, которые, признаться, были достаточно средними. К тому же занятия музыкой в тот момент оказались для меня интереснее, чем баскетбол. Я сразу начала писать песни, погрузилась в неформальную музыкальную среду, поступила в училище искусств, окончив школу. Так что – нет, решение далось легко.

– Означают ли ваши слова о достижении “потолка”, что вы так же легко сможете уйти из музыки, если почувствуете приближение профессионального предела?

– Это будет сложнее: все-таки музыка – это моя профессия, осознанный выбор и, смею надеяться, призвание. Но смогу. Мозолить глаза публике не буду точно.

– Сама мысль о том, что “потолок” может начать ощущаться, вас пугает?

– Постоянно. Я очень часто испытываю сомнения относительно своей творческой состоятельности.

– За судьбами тех, с кем играли в одной команде, вы как-то следили?

– Я не поддерживала и не поддерживаю отношений со знакомыми из прошлой жизни.

– Это принципиальная позиция? Или желание отсечь то, что мешает двигаться вперед?

– Так получилось, что в связи с моим успехом у подавляющего количества знакомых отношение ко мне сильно поменялось. И мне это не понравилось.

– Имеете в виду зависть?

– Нет. Мне не понравилось, что люди вдруг изменили свое мнение обо мне, хотя во мне не поменялось ровным счетом ничего. Людям важен статус, успех больше чем ты сам. Вот с чем я столкнулась и закрылась.

– Меня, признаться, удивили ваши слова в одном из интервью, что в спорте вы находите то, чего нет в шоу-бизнесе: борьбу, предельную концентрацию, умение идти к цели, умение преодолевать себя.

– Почему? Мне кажется, что это очевидные вещи, тем более что сама я, можно сказать, из спортивной семьи. Знаю, что такое терпеть и работать на тренировках.

– Тем не менее для очень многих светских персонажей спортсмены – это достаточно ограниченные в своем образовании люди, эксплуатирующие столь же ограниченный набор физических качеств.

– Думаю, так рассуждают только те, кто совсем далек от спорта. Век спортсмена недолог, и потому ждать от юной гимнастки или фигуристки цитат великих бессмысленно: как бы она достигла высот, если к своим 14 читала бы, а не тренировалась? Но есть вероятность, что она наверстает позже. Зато дома будет висеть золотая олимпийская медаль.

– Считаете, что золотая олимпийская медаль стоит этого абсолютного самоотречения, полуголодного существования, травм, нечеловеческих нагрузок?

– Считаю, что да. Я вообще приверженец высоких идей. Как доказательства того, что человек несколько шире элементарных биологических инстинктов.

***

– Вам везло в жизни с тренерами?

– Тренер у меня был лишь один – Юрий Николаевич Максимов. И он был крут. Полгода назад он умер. С преподавателями тоже везло – и раньше, и сейчас. Кстати, нужно бы начать заниматься, скоро гастрольный тур.

– Хороший тренер в моем представлении – это всегда профессионально жесткий человек. Насколько в этом отношении уместны аналогии между спортом и музыкой?

– Абсолютно уместны. Я иногда злюсь на своего преподавателя за то, что она не воспринимает меня как автора, вообще не берет в расчет эту часть моей работы. Ее интересует только работа моих связок.

– Ну так вы же ходите к преподавателю не за авторской оценкой своего творчества, а именно за тем, чтобы связки работали безупречно?

– Да, но когда она распевает меня до “соль” второй октавы, а у меня нет в песнях “соль” второй октавы, я злюсь.

– Много раз доводилось слышать, что музыканты, как и спортсмены, быстро теряют форму. Это так?

– У нас это все же происходит чуть медленнее. Но да, могут потерять эластичность связки – стать “деревянными”, то же самое происходит с пальцами. Я вообще часто говорю о том, что для музыканта важно играть в хорошей компании: басисту – с хорошим барабанщиком, гитаристу – с хорошим вокалистом и так далее. Иначе очень легко потерять скорость реакции, чувство музыки.

– Физическая подготовка в вашей профессии важна?

– Конечно. Важен и внешний вид, и функциональное состояние. Я бросила курить десять месяцев назад, набрала несколько лишних кило и сейчас пытаюсь решить эту проблему. Поэтому сразу после нашей беседы поеду в спортзал. Иметь лишний вес для меня неприемлемо, тем более что держать себя в форме не так уж и сложно. Да и голова после занятий спортом работает лучше.

– В шахматах вообще считается, что хорошо тренированный человек лучше переносит эмоциональные нагрузки и более стрессоустойчив. Во время “длинных” турниров это зачастую оказывается решающим.

– У нас это тоже имеет значение. Это в детстве мы (имею в иду музыкантов) отрываемся – секс, наркотики, рок-н-ролл, но долго в этом режиме не протянуть. Рано или поздно все равно приходишь к идее спортзала, правильного образа жизни, правильного питания. Ну если, конечно, хочешь быть на сцене и не выглядеть при этом как свинья.

– Какой у вас был самый длинный гастрольный тур?

– Самые первые длились по году-полтора.

– Такие сроки угнетают или становятся всего лишь привычным элементом жизни? Спрашиваю потому, что теннисисты, с которыми мне доводилось общаться, говорят в один голос, что именно бесконечные переезды в их профессии – самое тяжелое.

– Это очень тяжело. После туров я долго восстанавливаюсь. В отличие от теннисистов у нас кроме физического истощения наступает еще и моральное. Хочется тишины, закрыться в квартире и никого не видеть. По крайней мере мне.

***

– Могли бы назвать свою пятерку спортсменов и по возможности объяснить свой выбор?

– Серена Уильямс – за то, что много раз она заставляла меня испытывать чувство гордости. Роджер Федерер – потому что он и есть теннис. Усэйн Болт – когда он выиграл в этом году стометровку на чемпионате мира, у меня выступили слезы. Лео Месси – потому что сейчас его эпоха. Юдзуру Ханю – будущее фигурного катания.

– Чем вас восхищает Месси?

– Вообще-то я уже лет 15 болею за мадридский “Реал”, у которого самый принципиальный соперник “Барселона” – та самая команда, в которой играет Лео. И моим “героем” на протяжении многих лет был, разумеется, Криштиану Роналду, главная звезда Мадрида. Но не восхищаться Месси я не могу. Почему? Наверное, потому, что от природы ему внешне почти ничего не дано: маленький, коротконогий. А играет так, словно родился с мячом, приклеенным к ногам. Здесь, кстати, вполне уместны аналогии с музыкой. Что бы вы, например, сказали о Жанне Агузаровой?

– Что ее пение очень узнаваемо и притягательно, хотя вряд ли смогу объяснить, чем именно.

– Давайте, объясню я. Она поет очень легко. Точно так же легко играет Месси. Он не пыжится. Вот эта легкость и есть оценка дара, доказательство, что человек находится на своем месте. Даже когда не в лучшей форме, все равно на голову выше всех.

– Ваше восхищение Сереной Уильямс – из этой же серии?

– Нет. Я видела очень много матчей Серены, которые было совершенно невозможно вытащить. А она вытаскивала. Серена – это фантастический характер. При этом я не могу сказать, что она играет в какой-то “умный” теннис или что она так же технична, как Федерер. Нет. Это характер, характер и еще раз характер. Если бы к нам на Землю прилетели инопланетяне и попросили показать им образец спортсмена, я бы, наверное, выбрала Серену. Потому что лично для меня понятия “спорт” и “характер” – это неразрывно связанные вещи.

– Знаю, что вы ходили в Лужники, когда там проводился чемпионат мира по легкой атлетике.

– Да. Сделала подарок маме. Мама была адским фанатом спорта. Она, собственно, и воспитала нас с братом так, что все Олимпийские игры мы воспринимали как какое-то священное событие. И я купила билеты на тот чемпионат. Отличные – прямо напротив финишного створа. Мы живьем видели, как бежит Усэйн Болт, как становится чемпионкой мира Елена Исинбаева. Это было круто!

– На фоне такого отношения к спорту мне даже страшно спросить, что вы думаете о российском футболе?

– А вы спросите.

– Ваша любимая российская команда?

– ЦСКА.

– Попробую угадать: вам нравится Леонид Слуцкий?

– Да. Во-первых, я нахожу его талантливым тренером, а во-вторых, мне нравится, что его рассуждения об игре можно слушать. Интеллигентный человек, хорошо владеющий русской речью. Кстати, у Слуцкого с его приходом в российскую сборную все как-то заиграли и вполне неплохо – если разобрать игру по линиям. Может быть, все дело в том, что Слуцкий лучше знает людей, чем знал их Фабио Капелло? Еще в ЦСКА мне нравится вратарь и защитная линия. Плюс я нахожу разумной политику президента клуба Евгения Гинера. В Испании, как уже сказала, я болею за “Реал”, в Англии – за “Челси”. И за Рому.

– Абрамовича?

– Да. Начинала болеть исключительно из-за него, сейчас же у меня есть сразу несколько причин для симпатий: в “Челси” работает мой любимый тренер – Жозе Моуринью, есть любимые игроки. Джон Терри, например.

Во французском чемпионате я переживаю за “ПСЖ”, но за этот клуб болеть несложно: там есть Ибрагимович, Кавани. А из российских футболистов мне нравится Алан Дзагоев – он открытый и умный игрок, к тому же из команды, за которую я болею.

– У вас есть свое объяснение: почему ни один из российских футболистов не может заиграть в Европе?

– Наши футболисты просто хуже. Проигрывают конкуренцию в каждой линии. В любой лиге есть игроки сильнее. Взять Андрея Аршавина: он ведь действительно был ярок. Но конкуренцию проигрывал даже он. Видимо, футбол – просто не наш вид спорта.

– Вам остается только вспомнить сакраментальное, что Россия – не Бразилия.

– Но ведь это действительно так. Если ты хочешь иметь крутую команду, то покупаешь бразильца. Если у тебя не так много денег – покупаешь португальца.

– А Германия?

– Это вообще отдельная тема. Германия – это прежде всего ментальность, системный мозг и, соответственно, системный успех. Свой прошлый тур я работала с немецкими звукорежиссером и световиком, у меня на всем протяжении гастролей сбоев не было вообще. Каждый концерт мне выкладывали как кирпич – не придерешься ни к чему.

– За хоккей вы болеете столь же отчаянно, как за футбол?

– Этот вид спорта адски обожает один из моих племянников. Когда в НХЛ начинается плей-офф, он попросту переводит свою жизнь на канадское время. Благодаря ему, собственно, я и знаю всех игроков. Все ключевые хоккейные матчи тоже стараюсь смотреть. Но дело в том, что я не вижу шайбу. Особенно когда ее забивают в ворота. То есть знаю прекрасно, что Александр Овечкин – выдающийся игрок и суперзвезда, как и Евгений Малкин, что хоккей очень любит наш президент, что в России это спорт номер один. Но шайбу все равно не вижу.

***

– Дурацкий вопрос, возможно: когда вы смотрите фигурное катание, не раздражает, что при всем многообразии музыки фигуристы годами используют одни и те же произведения?

– В фигурном катании меня вообще удивляет многое. Выбор музыки, костюмы. Такой вид спорта, как мне кажется, по умолчанию должен предполагать наличие у людей определенного вкуса. На мой вкус некоторые программы просто ужасны.

Еще раздражает вокал в музыкальном сопровождении. Мне кажется, он сильно отвлекает от катания. Как музыкант я к тому же прекрасно понимаю, что в такой акустической реальности, как на ледовых стадионах, не всякая музыка способна “звучать”. Те же барабаны звучат с большими реверами – звук “размазывается”, становится ужасным. Гораздо более удачное сопровождение в этих условиях – фортепиано.

– Для вас есть разница – смотреть спортивные соревнования живьем или по телевизору?

– Конечно. Тот же хоккей надо смотреть живьем, чтобы почувствовать атмосферу. А вот посетив первый раз “Ролан Гаррос” в Париже, я поймала себя на мысли, что смотреть теннис по телевизору мне нравится больше. Смотреть “живьем” футбол на стадионе круто, но повторов-то нет? А баскетбол смотреть далеко не так интересно, как в него играть. На легкой атлетике в Москве какие-то выступления мы с мамой видели прекрасно, а для того, чтобы рассмотреть, что происходит в секторе для прыжков в высоту, приходилось сильно напрягать зрение.

Мне, помню, было стыдно за то, что стадион наполовину пуст. Событие исключительное, огромный город, а люди почему-то не пришли. При полных трибунах ощущения, наверное, были бы во много раз круче. Живая атмосфера – это именно то, зачем нужно идти на стадион. В Лужниках мы сидели в одном секторе с ямайскими болельщиками, болели за Болта, и это было непередаваемо.

Еще более крутые ощущения оставила победа Исинбаевой. Когда она выиграла, к нам кинулись французы – с верхнего ряда, англичане – с нижнего, все поздравляли друг друга, обнимались, это было здорово…

– У вас нет ощущения, что Исинбаевой уже не следовало бы возвращаться?

– Нет абсолютно. Может быть, Лена – одна из немногих, ради кого нам стоит сражаться за то, чтобы поехать на Олимпиаду в Рио. Хотя могу признаться: когда читала некоторые из ее интервью, думала о том, что лучше бы Исинбаева была иностранкой. Чтобы я не понимала, о чем она говорит.

– Я помню ваше высказывание, что вы не стремитесь к личному знакомству со звездами – не хотите чисто по-человечески в них разочаровываться. А когда в первый раз вам предстояло играть вместе с легендарным гитаристом группы Queen Брайаном Мэем, знакомиться с ним не боялись?

– Нет. У нас был конкретный проект – сыграть вместе. Первый раз это было в 2005-м, потом лет шесть или семь спустя Брайан позвонил мне сам и попросил сделать совместный номер. Мы много репетировали вместе и никакого дискомфорта при этом не испытывали. Во-первых, Брайан – человек в возрасте, a во-вторых, ему совершенно не нужно было меня “завоевывать” – он завоевал меня за двадцать лет до нашей встречи. Думаю, он и сам это прекрасно понимал. Я же просто получала кайф от такого сотрудничества.

***

– Что самое неприятное для вокалиста?

– Кровоизлияние в связке. Оно может возникнуть не только от перегрузки, но и от одной неправильно взятой ноты, от крика. Такая травма – это два месяца полного молчания. Вы даже не представляете себе, что это такое. Мы ведь говорим постоянно, не замечая этого – молчуны, болтуны. А тут тебе говорят заткнуться на два месяца. Совсем.

Уже после первой недели чувствуешь себя, как монах. Я, помню, писала какие-то записки гаишникам: “Мне нельзя говорить”, ходила с бумажками в магазины.

– Вспоминается рассказ Александра Яковлевича Гомельского о том, что одно из наиболее сильных потрясений в жизни он испытал на одном из матчей ЦСКА, где вы кинулись к нему знакомиться. При этом у вас была перевязана голова, сломана рука и выглядели вы как сбежавший из психбольницы персонаж фильма ужасов. Было такое?

– О, да. Но рука была в порядке. А повязку на голову мне наложили после операции на ухе. Конкретную такую повязку – как у Щорса. На тот матч меня, как бывшую баскетболистку, пригласил мой хороший приятель Шабтай Калманович – он несколько лет назад ушел из жизни. Понятно, что, увидев Гомельского, я бросилась к нему – не могла упустить такую возможность. Все-таки в “баскетбольном” мире он был фигурой номер один.

– Вы сказали, что не общаетесь с людьми из “прошлой” жизни, но при этом знаете, что ваш тренер умер полгода назад. Кто сообщил вам об этом?

– Горнолыжница Света Гладышева – она, как и я, из Уфы, мы знакомы. Она тогда позвонила и сказала, что меня разыскивают люди из уфимской команды, потому что умер тренер. Но на похороны я не полетела. Не смогла: за месяц до этого там же в Уфе похоронила маму.

– Я как-то разговаривала с Татьяной Тарасовой – сразу после того, как из жизни ушел ее отец, величайший хоккейный тренер Анатолий Тарасов, и она сказала, что, возможно, столь мучительные уходы – это просто плата за выдающийся прижизненный успех. Вы верите в то, что за успех всегда приходится расплачиваться?

– Верю. Вижу это даже по своей жизни. Мне с детства во всем везло. Знаете, как бывает: подходишь к светофору, он тут же переключается на зеленый, сдаешь экзамен – вытаскиваешь нужный билет… Все очень легко давалось. Вообще все. Включая успех в том, чем занимаюсь сейчас. При этом за последние шесть лет я потеряла всю свою семью. Сначала умер папа, потом трагически погиб брат, в марте не стало мамы, и я осталась абсолютно одна. При этом в свое время я совершенно осознанно приняла решение не заводить свою семью и не иметь детей.

– Это мешает искусству?

– Конечно. Ты либо принадлежишь публике, либо семье. В моем понимании это так.

– Не боитесь спустя какое-то время пожалеть о таком решении?

– Периодически я, разумеется, думаю об этом. При всей осознанности своих поступков я совершенно не была готова к тому, что моя семья так быстро – один за другим – меня покинет. И смириться с этим я, если честно, не могу до сих пор.

***

– Сколько Олимпиад уже на вашем зрительском счету?

– Московскую не помню – мне тогда было всего четыре года. А вот следующую – зимнюю, в Сараево – запомнила очень хорошо. Там две серебряные медали завоевала Раиса Сметанина, и я, вдохновленная этим, взяла лыжи и уже поздно вечером пошла на стадион, который располагался по соседству с домом, поставив перед собой задачу пройти десять кругов – четыре километра. Где-то в середине этого забега на стадион прибежала мама с термосом, и я на ходу что-то пила из стаканчика и шла дальше.

– А на горных лыжах катаетесь?

– Да, я же с Урала, а там зимой другого досуга и нет. Сейчас катаюсь во Франции. На блейдах.

– Игры в Сочи вы смотрели от начала и до конца?

– О-о-о! Не то слово! В середине декабря у меня закончился большой тур, который длился около года, и я много месяцев предвкушала, как все закончится, как пройдут все новогодние праздники, и я сяду смотреть “мою” Олимпиаду. Так и получилось. Я делала перерыв только на сон. Правда, реализовать свою мечту и спеть на открытии не удалось.

– А был шанс?

– Не думаю. Где-то за полгода до Игр или даже раньше я обратилась с этой просьбой к Константину Эрнсту, с которым у нас всегда были хорошие отношения, но мне был дан мягкий, но однозначный ответ: “Нет”. Хотя знаю, что это не было личным решением Константина.

– А как вы отнеслись к выступлению на тех Играх Евгения Плющенко?

– Это действительно было одним из наиболее сильных впечатлений. Когда-то я начала смотреть фигурное катание именно из-за Евгения – настолько он был красив и пластичен. А вот в Сочи… Хотя нельзя сказать, что он как-то меня разочаровал. Просто я видела какие-то неправильные шаги, предпринятые его супругой, настолько лишние… Это не нужно, да и абсолютно не идет спортсмену. Спортсмен должен приходить на тренировку и вкалывать. Иначе он – не спортсмен.

Интересно, что в Сочи я изначально была в лагере тех людей, кто оправдывал Плющенко. Понимала, что травма – это всегда очень больно. Просто когда все произошло, я почему-то была уверена, что Женя убежит с катка, закроется в квартире, забьется в угол и будет рыдать неделю. А он уже на следующий день был в ток-шоу.

– Мне вообще кажется, что большой спорт с каждым годом все больше и больше скатывается в шоу-бизнес.

– Это просто часть нашего времени. Сам шоу-бизнес тоже меняется. Раньше, чтобы записать песню, тебе нужно было написать ее, отрепетировать, найти денег на студию звукозаписи… На поиски и воплощение этой мечты мог уйти год. А сейчас можно купить на “Горбушке” программу, засандалить с ее помощью барабаны, спеть в айпад, выложить в интернет – и ты певец! Все становится более доступным, ускоряется, и это – не хорошо и не плохо. Это наша жизнь, в которой стало гораздо проще заявить о себе.

– Знаю, вы однажды предприняли попытку устроиться преподавателем музыки в детский сад. Неужели это было всерьез?

– Ну вот был такой порыв. Я несколько раз пыталась встретиться с директором, но ее постоянно не было на месте. В итоге мы все-таки встретились, но от моих услуг она отказалась. Сначала достаточно иронично спросила, есть ли у меня методичка и музыкальное образование. Потом сказала, что на своем веку видела много таких, как я, и предложила альтернативу – пойти преподавателем в другой детский сад, где она тоже директорствовала.

Я же хотела устроиться именно в этот сад. Попыталась объяснить, что каждый день вижу детей из окна своей квартиры и очень хочу заниматься именно с ними.

В общем, не срослось. Наверное, к лучшему: как бы я работала в саду при своем гастрольном графике? Хотя на детей смотрю из окна по-прежнему.

Автор – Елена Вайцеховская

Источник

Читайте ещё:

Радио “Гордость” провело интерактивную площадку на слёте “Молодые патриоты – сила Сибири”

Логотип медиагруппы Алтай FM представлен на конкурсе товарных знаков “Золотая блоха”

Аудиореклама в России на подъеме